Педагогические способности известному композитору Николаю Андреевичу Римскому-Корсакову, видимо, передались по наследству. В роду Римских-Корсаковых были известные педагоги, возглавлявшие старейшее в России морское учебное заведение – Морской кадетский корпус в Санкт-Петербурге. И Николай, единожды попробовав решиться на преподавание в музыкальной сфере, воспитал и выпустил великих музыкантов и композиторов. Хотя, начало его преподавательской карьеры было не очень гладким.
В 1871 году Николай Андреевич Римский-Корсаков был приглашен на должность профессора кафедры теории композиции и инструментовки консерватории, которая сегодня носит его имя. Приглашение было заманчивым, но все упиралось в знания.
Как пишет сам Н.А. Римский-Корсаков в книге «Летопись моей музыкальной жизни»: «…Летом 1871 года случилось важное событие в моей музыкальной жизни. В один прекрасный день ко мне приехал Азанчевский, только что вступивший в должность директора Петербургской консерватории вместо вышедшего Н.И. Зарембы. К удивлению моему, он пригласил меня вступить в консерваторию профессором практического сочинения и инструментовки, а также профессором, т. е. руководителем, оркестрового класса. … Сознавая свою полную неподготовленность к предлагаемому занятию, я не дал положительного ответа Азанчевскому и обещал подумать. …
…Если б я хоть капельку поучился, если б я хоть на капельку знал более, чем знал в действительности, то было бы ясно, что я не могу и не имею права взяться за предложенное мне дело, что пойти в профессора было бы с моей стороны и глупо, и недобросовестно. Действительно, я, автор „Садко“, „Антара“ и „Псковитянки“, сочинений, которые были складны и недурно звучали, сочинений, которые одобрялись развитой публикой и многими музыкантами, я, певший что угодно с листа и слышавший всевозможные аккорды, — я ничего не знал. В этом я сознаюсь и откровенно свидетельствую об этом перед всеми. Я не только не в состоянии был гармонизировать прилично хорал, не писал никогда в жизни ни одного контрапункта, имел самое смутное понятие о строении фуги, но я не знал даже названий увеличенных и уменьшенных интервалов, аккордов, кроме основного трезвучия, доминанты и уменьшенного септаккорда; термины: секстаккорд я квартсекстаккорд мне были неизвестны. …О дирижерском деле я, никогда в жизни не дирижировавший оркестром, даже никогда в жизни не разучивший ни одного хора, конечно, не имел понятия. И вот музыканта с такими-то сведениями задумал пригласить в профессора Азанчевский и таковой музыкант не уклонился от этого.
…Настояния друзей и собственное заблуждение восторжествовали, и я согласился на сделанное мне предложение. С осени я должен был вступить профессором в консерваторию, не покидая пока морского мундира. …»
Не имея специального профессионального консерваторского образования, молодой преподаватель решил, что эта деятельность поможет ему самому в его работе над произведениями.
В письме к матери Н.А. Римский-Корсаков писал по этому поводу: «Подумав несколько, я пришел к тому, что предложение для меня выгодно во многих отношениях: во-первых, в денежном, во-вторых, в том, что я буду занят делом, которое мне нравится и к которому я наиболее способен, в-третьих, это будет для меня хорошей практикой, в дирижерском деле в особенности, и, наконец, в том, что является возможность поставить себя окончательно на музыкальном поприще и развязаться со службою, которую продолжать долгое время не считаю делом вполне честным и благовидным. После всех сих соображений я дал консерватории согласие» (Архив Н.А.Римского-Корсакова в РНБ).
Обучая слушателей Консерватории, Николай Андреевич прилежно учился и сам, был не только педагогом, но и «одним из лучших учеников». Римский-Корсаков шутливо замечал: «..Мне помогало то, что никто из учеников моих на первых порах не мог себе представить, чтобы я ничего не знал, а к тому времени, когда они могли начать меня раскусывать, я уже кое-чему понаучился… …Взявшись, начиная с 1874 года, за занятие гармонией и контрапунктом, познакомившись довольно хорошо с оркестровыми инструментами, я приобрел себе, с одной стороны, порядочную технику, развязал себе руки в собственном сочинении, а с другой —уже начал становиться полезен и своим ученикам как учитель-практик. Дальнейшие поколения учеников, переходившие ко мне от Иогансена, а впоследствии прямо начинавшие учиться у меня, действительно были моими учениками и, вероятно, не отрекутся от этого. Итак, незаслуженно поступив в консерваторию профессором, я вскоре стал одним из лучших ее учеников, — а может быть, и самым лучшим, — по тому количеству и ценности сведений, которые она мне дала. Когда через 25 лет после моего вступления профессором товарищи по консерватории и дирекция Русского музыкального общества почтили меня юбилейными приветствиями и речами, я, в ответ на речь Кюи, высказал именно эту мысль. Так было по классу теории композиции и практического сочинения. По оркестровому классу дело обстояло несколько иначе….
…Начав в оркестровом классе свою дирижерскую деятельность довольно счастливо, я в первые два года держал этот класс в достаточно приличном состоянии. На второй год консерваторские ученические вечера уже шли при участии оркестра под моим управлением. Совместно с А.И. Рубцом мне удалось устроить весьма недурные вечера из сочинений русских композиторов при участии хора. Но вскоре в педагогической практике консерватории явилась потребность участия оркестра как аккомпанирующего ученикам-солистам: пианистам, скрипачам и т. п., а также участия в оперных спектаклях учеников. …Все это меня стало стеснять и угнетать, и через 4 года я отказался от управления оркестровым классом консерватории. …Если впоследствии я и достиг известного успеха в дирижерстве и мог благополучно вести концерты Беспл. муз. школы, Русск, симф. концерты и даже оперные представления, то это благодаря моей последующей практике с морскими военными оркестрами и с ученическим оркестром Придворн. капеллы, а также благодаря моему постоянному изучению приемов Направника при постановках моих опер в Мариинском театре…»
С годами у Николая Андреевича выстроилась система преподавания, превратившая его класс в один из наиболее авторитетных в Консерватории: школа Римского-Корсакова заняла особое место в музыкальной культуре России.
Николай Андреевич говорил: «Музыкальное творчество есть высшая область проявления музыкального таланта и высшая отрасль деятельности в музыкальном искусстве… Всякий талантливый художник должен быть одновременно и техником, и поэтом… Одною техникою нельзя создать настроения, но ведь и одним поэтическим чутьем нельзя создать произведения».
За 37 лет педагогической работы в консерватории Римский-Корсаков воспитал целую плеяду блистательных композиторов. Учениками Николая Андреевича были знаменитые русские композиторы: Глазунов, Лядов, Аренский, Ипполитов-Иванов, Стравинский, Прокофьев, Асафьев.
Материал подготовлен на основе отрывков из книги Н.А. Римского-Корсакова ««Летопись моей музыкальной жизни», а также на основе материалов, предоставленных экспертами проекта «Моя Россия: музыкальное путешествие»
